ГЛАВНАЯ
СТАТЬИ
УСТАВ
НОВОСТИ
ССЫЛКИ
E-MAIL
  

Власть 
как установление Божеское

 
 
 
 Настоящую основу христианского политического учения составляет воздавание Кесарю Кесарева и Божия Богу. 
 Кесарь не случайно является на свете. Нет власти, которая была бы не от Бога. Даже в таком страшном случае, какой поставил Пилата решителем вопроса о казни Христа, представитель земного суда не имел бы власти, если бы не было ему дано от Бога. Божественный Промысел управляет миром непостижимыми для человека путями, и для наших земных дел создаёт власть,которой мы обязаны повиноваться "для Бога", как неоднократно прибавляет Апостол. В учении Апостольском политическое своеволие не отличается от своеволия вообще, оно составляет проявление некоторой распущенности, "похоти плоти", отсутствия понимания главной цели жизни. Им отличаются люди, которые "идут в след скверных похотей плоти, презирают начальства, дерзки, своевольны, не стращаться злословить высших". Те же самые люди, которые "оскверняют плоть, отвергают начальства и злословят высокие власти ", они же своим поведением служат соблазном на вечерях любви. Всем таким Апостольское учение угрожает тяжким наказаниям Господа. Элемент власти так широко признаётся христианством, что даже рабы, имеющие господами "верных", то есть вместе с господами составляющие членов одной и той же Церкви, тем не менее, должны повиноваться господам. Нет власти не от Бога. Противящиеся власти, противятся Божьему установлению. И только необходимость воздавания Божия Богу кладёт границы повиновению кесарю и властям от кесаря установленным. 
 Такое повиновение не остаётся, однако, без разумного объяснения. Власть воздвигается Богом для блага самих же людей. "Начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло - бойся, ибо он не напрасно носит меч. Он Божий слуга, отомститель в наказание делающему зло. Начальствующие страшны не для добрых дел, а для злых". Апостол увещевает быть покорными не только "Царю, как верховной власти", но и "правителям от него поставленным для наказания преступников и для поощрения делающих добро". Власть, таким образом, не есть какая-либо привилегия, но исполнение службы, Богом указанной. 
 Сами "господа" должны пользоваться почтением "рабов", собственно потому, что "благодетельствуют" им. Христианство, таким образом, повсюду облекает всякую власть обязанностью известного служения на пользу подчинённым. Поэтому подчиняться должно не только от страха, но и по совести. Уплата денежных податей точно также обязательна: "Ибо они (власти) Божьи служители, постоянно сим (то есть, службой) занятые", и стало быть, очевидно, требующие содержания со стороны общества, на пользу которому служат. В общей сложности "всякая душа да будет покорна высшим властям". "Отдавайте всякому должное: кому подать- подать, кому оброк - оброк, кому страх - страх, кому честь - честь". Должно также "молиться и благодарить за Царей, и за всяких начальствующих", для чего? Для того, чтобы проводить "жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте". Эта тихая и безмятежная жизнь во всяком благочестии и чистоте есть идеал христианского общества, а для пособия осуществлению его поставлена от Бога власть. Те, кто этого не понимают и выходят из повиновения - это "безводные облака, носимые ветром, ропотники, ничем недовольные, поступающие по своим похотям", они "обещают другим свободу, будучи сами рабами тления". Своеволие политическое, вообще, повторяю, рассматривается христианством как одно из проявлений общего своеволия, распущенности, по существу предосудительной, как "злоупотребление свободой", ибо постоянно напоминая христианам, что они "призваны к свободе", вероучение столь же постоянно увещевает поступать как свободные, а не как злоупотребляющие свободой. Это наставление давалось уже в то время, когда христиане не только ещё не имели никаких прав, но были гонимы с жестокостью и несправедливостью, превосходящими всякое описание. Повиноваться должно даже и такой власти. Власть, даже языческая - хочет она или не хочет - поставлена всё-таки по той воле Бога, которую Ему угодно было проявить в политических отношениях. Уважение предписывается к самому принципу власти. С тех пор как Верховная Власть перешла в руки христианских Государей, такое уважение, понятно, могло лишь возрасти. Миссия же власти, как Божие служение, из бессознательной, направляемой лишь Промыслом, со стороны Государя-христианина становится сознательной. Церковь не только молится за власть, но уже может освящать её своими Таинствами. Уважение христианина ко власти лишь возрастёт от этого. С другой стороны, Государь, будучи христианином, сознательно принимает власть не иначе, как служение, то есть долг, обязанность. Он становится в ряд тех Царей, которых Господь помазывал на Царство в Израиле, но также и низвергал, и наказывал: в ряд Царей, которые ответят за каждый свой поступок. Царь в отношении подданных имеет все права, ибо христианское учение говорит только об обязанностях подданных, совершенно умалчивая о каких-либо правах их в отношении Верховной Власти. Верховная Власть отсюда, естественно, оказывается безграничною (в политическом смысле), но чем более она принимает такую безграничность, тем более она принимает миссию "Божьего служения", а стало быть и всю его страшную ответственность. 
 При таких условиях несение власти является в нравственном отношении истинным подвигом. Государь "не даром носит мечь", но за каждый неправильный удар меча, как и за нанесение удара, если это необходимо, отвечает перед "Царём Царей". Он поставлен для доставления другим "тихого и безмятежного жития", и - что ответит перед "Царём Царей", если этой цели службы своей не исполнил? Он поставлен для наказания злых и поощрения делающих добро, другими словами, для осуществления справедливости того, что соответствует правде. Что ответит он "Царю Царей", если не дал обществу этого господства правды? 
 Такой идеал Царя, вытекающий из православного понимания жизни, совершенно одинаково складывается у массы народа и у постепенно развивающейся Царской династии. Превосходную формулировку его оставил Царь, доселе памятный народу как немногие, а от современников получивший характеристику, как "муж чудного разумения, в науке книжной почитания доволен и многоречив, зело в ополчениях дерзостен и за своё Отечество стоятель". Беспристрастный летописец, правда тут же прибавляет, что Царь Иоанн был "на рабы от Бога ему данные жестокосерд вельми"... Но этот вопрос особый, не касающийся "чудного разумения", с которым Иоанн формулировал идею своей власти. Как же понимает Он свою идею? 
 Государственное управление по Грозному должно представлять собой стройную систему. Представитель аристократического начала, князь Курбский, упирает преимущественно на личные доблести "лучших людей" и "сильных во Израили". Иоанн относится к этому, как к проявлению политической незрелости, и старается растолковать князю, что личные доблести не помогут, если нет правильного строения, если в государстве власти и управления не будут расположены в надлежащем порядке. "Как дерево не может цвести, если корни засыхают, так и это: аще не прежде строения благая в Царстве будут, то и храбрость не проявится на войне. Ты же, говорит Царь, не обращая внимания на строения, прославляешь только доблести". На чём же, на какой общей идее, воздвигается это необходимое "строение", "конституция" христианского Царства? Иоанн в пояснение вспоминает об ереси манихейской: "Они развратно учили, будто бы Христос обладает лишь Небом, а землёю самостоятельно управляют люди, а преисподними - диавол". Я же, говорит Царь, верую, что всеми обладает Христос: Небесными, земными и преисподними и "вся на Небеси, на земли и преисподней состоит Его хотением, советом Отчим и благоволением Святаго Духа". Эта Высшая Власть налагает свою волю и на государственное "строение", устанавливает и Царскую власть. Права Верховной Власти, в понятиях Грозного, ясно определяются христианскою идеей подчинения подданных. В этом и широта власти, в этом же и её пределы (ибо пределы есть и для Грозного). Но в указанных границах безусловное повиновение Царю, как обязанность, предписанная Верой, входит в круг благочестия христианского. Если Царь поступает жестоко или даже несправедливо, - это его грех. Но это не увольняет подданных от обязанности повиновения. Если даже Курбский и прав, порицая Иоанна, как человека, то от этого ещё не получает права не повиноваться Божественному (не мни, праведно на человека возъярився, Богу приразиться: ино бы человеческое есть, аще и порфиру носит, ино же Божественное). Поэтому Курбский своим поступком свою "душу погубил". "Если ты праведен и благочестив, говорит Царь, то почему же ты не захотел от Меня, строптивого Владыки, пострадать и наследовать венец жизни? "Зачем" не поревновал еси благочестия" раба твоего Васьки Шибанова, который предпочёл погибнуть в муках за господина своего? С этой точки зрения, порицание поступков Иоанна на основании народного права других стран, (указываемых Курбским) не имеет, по возражению Царя, никакого значения. "О безбожных человецех что и глаголати! Понеже тии все Царствиями своими не владеют: как им повелят подданные ("работные"), так и поступают. А Российские Самодержавцы изначала Сами владеют всеми Царствами (то есть всеми частями Царской власти), а не бояре и вельможи ". Противоположение нашего принципа Верховной Власти и европейского вообще неоднократно заметно у Иоанна и помимо полемики с Курбским. Как справедливо говорит Романович-Славатинский, "сознание международного значения Самодержавия достигает в Грозном Царе высокой степени" (система). Он действительно вполне ясно понимает, что представляет иной и высший принцип. " Если бы у вас, говорит он шведскому королю, было совершенное королевство, то отцу твоему архиепископ и советники и вся земля в товарищах не были бы. Он ядовито замечает, что шведский король "точно староста в волости", показывая полное понимание, что этот "не совершенный" король представляет в сущности демократическое начало. Так и у нас, говорит Царь, "наместники новгородские - люди великие", но всё-таки "холоп Государю не брат", а потому шведский король должен бы сноситься не с Государем, а с наместниками. Такие же комплименты Грозный делает и Стефану Баторию, замечая послам: "Государю вашему Стефану в равном братстве с нами быть не пригоже". В самую же крутую для себя минуту Иоанн гордо выставляет Стефану превосходство своего принципа: "Мы, смиренный Иоанн, Царь и великий князь всея Руси, по Божьему изволению, а не по многомятежному человеческому хотению. Как мы видели выше, представители власти европейских соседей для Иоанна суть представители идеи "безбожной", то есть руководимой не Божественными повелениями, а теми человеческими соображениями, которые побуждают крестьян выбирать старосту в волости. Вся суть Царской власти, наоборот, в том, что она не есть избранная, не представляет власти народной, а нечто высшее, которое признает над собой народ, если он "не безбожен". Иоанн напоминает Курбскому, что "Богом Цари Царствуют и сильные пишут правду". На упрёк Курбского, что он "погубил сильных во Израиле", Иоанн объясняет ему, что сильные во Израиле - совсем не там, где полагает их представитель аристократического начала "лучших людей". "Земля, говорит Иоанн, правится Божиим милосердием, и Пречистыя Богородицы милостью и всех святых молитвами и родителей наших благословением, и посреди нами, Государями своими, а не судьями и воеводами и еже ипаты и стратиги" (переписка). 
 Не от народа, а от Божией милости к народу идёт стало быть Царское Самодержавие. Иоанн так и объясняет: "Победоносная Хоругвь и Крест Честной", говорит Он, даны Господом Иисусом Христом сначала Константину, "первому во благочестии", то есть первому христианскому Императору. Потом последовательно передавались и другим. Когда "искра благочестия дойде и до Русскаго Царства", та же власть "Божиею милостию" дана и нам. "Самодержавие Божиим изволением", объясняет Грозный, началось от Владимира Святаго, Владимира Мономаха и т. д. и через ряд Государей, говорит Он "даже дойде и до нас смиренных скипетродержавие Русскаго Царства". Сообразно такому происхождению у Царя должна быть в руках действительная власть. Возражая Курбскому, Иоанн говорит: "Или убо сие светло - пойти прегордьш лукавым рабам владеть, а Царю быть подчинённым только председанием и Царской честью, властью же быть не лучше раба? Как же Он назовётся Самодержцем, если не Сам строит землю?" "Российские Самодержцы изначала Сами владеют всеми Царствами, а не бояре и вельможи". Царская власть дана, как мы видели, для поощрения добрых и кары злых. Поэтому Царь не может отличаться только одною кротостью. "Оных милуйте рассуждающе, оных страхом спасайте", говорит Грозный. "Всегда Царям подобает быть обозрительными: овоща кротчайшим, овоща же ярым; ко благим убо милость и кротость, ко злым же ярость и мучение; аще ли сего не имеет - несть Царь!" Обязанности Царя нельзя мерить меркой частного человека. " Иное дело свою душу спасать, иное же о многих душах и телесах пещися". Нужно различать условия. Жизнь для личного спасения - это "постническое житие", когда человек ни о чём материальном не заботится и может быть кроток как агнец. Но в общественной жизни это уже не возможно. Даже и Святители, по монашескому чину лично отрёкшиеся от мира, для других обязаны иметь "строение, попечение и наказание". Но Святительское запрещение, по преимуществу, нравственное." Царское же управление "требует" страха, запрещения и обуздания, и конечного запрещения, ввиду "безумия злейших человеков лукавых". Царь Сам наказуется от Бога, если Его "несмотрением" происходит зло. 
 В этом строении Он безусловно самостоятелен. "А жаловать есми своих холопей вольны,а и казнить их вольны же есмя". 
 "Егда кого обрящём всех сил злых (дел и наклонностей) освобождённым, и к нам прямую свою службу содевающим, и не забывающим порученной ему службы, и мы того жалуем великими всякими жалованьями; а иже обрящется в супротивных, еже выше рехом, по своей вине и казнь приемлет". Власть столь важная должна быть едина и неограниченна. Владение многих подобно "женскому безумию". Если управляемые будут не под единою властью, то хотя бы они в отдельности были и храбры и разумны, - общее правление окажется " подобно женскому безумию". Царская власть не может быть ограничиваема даже и Святительскою. "Не подобает священникам Царская творити". Иоанн Грозный ссылается на Библию, и приводит примеры из истории, заключая: "Понеже убо тамо быша Цари послушны энархам и сигклитам, - и в какову погибель приидоша. Сия ли нам советуешь?" Ещё более вредно ограничение власти аристократией. Царь по личному опыту обрисовывает бедствия, нестроения и мятежи, порождаемые боярским самовластием. Расхитив Царскую казну, самовластники, говорит Он, набросились и на народ: "Горчайшим мучением имения в сёлах живущих пограбили". Кто может исчислить напасти, произведённые ими для соседних жителей. "Жителей они себе сотвориша яко рабов, своих же рабов устроили как вельмож". Они называли себя правителями и военачальниками, а вместо того повсюду создавали только неправды и нестроение, "мзду же безмерную от многих собирающие и вся по мзде творяще и глаголюще". Положить предел этому хищничеству может лишь Самодержавие. Однако же эта неограниченная политическая власть имеет, как мы выше заметили, совершенно ясные пределы. Она ограничивается своим собственным принципом. "Всебожественные писания исповедуют яко не повелевают чадам отцем противитеся и рабем господом": однако же, прибавляет Иоанн, "кроме Веры". На этом пункте Грозный, так сказать, признал бы со стороны Курбского право неповиновения, почему усиленно доказывает, что этой, единственной законной причины неповиновения Курбский именно не имеет. "Против Веры" Царь ничего не требовал и не сделал: "Не токмо ты, но все твои согласники и бесовские служители не могут в нас сего обрести", говорит Он, а потому и оправдания эти ослушники не имеют. Несколько раз Грозный возвращается к уверениям, что если Он казнил людей, то ни в чём не нарушил прав Церкви и её Святыни, являясь, наоборот, верным защитником благочестия. Прав или не прав Иоанн фактически, утверждая это, но во всяком случае Его слова показывают, в чём Он признаёт границы дозволенного и недозволенного для Царя. Ответственность Царя перед Богом нравственная, впрочем для верующего вполне реальная, ибо Божья сила и наказание сильнее Царского. На земле же перед подданными Царь не даёт ответа. "Доселе Русские владетели не допрашиваемы были ("не исповедуемы") ни от кого, но вольны были в своих подвластных жаловать и казнить; а не судились с ними ни перед кем". Но перед Богом суд всем доступен. "Судиться же приводиши Христа Бога между мною и тобою, и аз убо сего судилища не отметаюсь". Напротив этот суд над Царём тяготеет больше чем над кем - либо. "Верую, говорит Иоанн, яко о всех Своих согрешениях вольных или невольных, суд прияти Ми яко рабу, и не токмо о Своих, но о подвластных Мне дать ответ, аще Моим несмотрением согрешают". 
Лев Тихомиров.

Содержание